Уголовно-правовые проблемы противодействия преступности в метавселенной: современное состояние и перспективы развития

Введение

С расширением Web 3.0 в новом направлении стала развиваться виртуальная реальность. С 2021 г. ведущие IT-компании занялись разработкой метавселенной – нового цифрового пространства, сочетающего в себе физическую реальность, а также технологии дополненной реальности (AR) и виртуальной реальности (VR).

Считается, что технологии метавселенной могут быть широко использованы в таких сферах, как образование, культура, торговля и т. д. (Lewandowsky, 2024). Правительство Сингапура уже объявило о том, что в скором времени большинство государственных услуг можно будет получить через виртуальные представительства соответствующих структур в метавселенной¹.

В России внимание к вопросу регулирования и правовых рисков метавселенной в значительной степени было обусловлено выступлением Президента Российской Федерации В. В. Путина, в котором глава государства заявил о необходимости использовать возможности метавселенных, чтобы люди могли общаться, вместе работать, учиться, реализовывать совместные творческие и деловые проекты. При этом он отметил, что это настоящий вызов для технологических компаний, креативных индустрий, а также для юристов, которым предстоит разработать нормы регулирования экономических, общественных отношений в принципиально новом мире².

По экспертным оценкам, в 2025 г. объем рынка метавселенной должен достичь 74,4 млрд долларов США, а количество пользователей уже к 2030 г. достигнет 2 633 млн пользователей³. Многие ведущие мировые бренды уже обозначили свое присутствие в метавселенной и начали проводить виртуальные показы, концерты и выставки, осуществлять торговлю. Так, например, в метавселенной Decentraland Dolce & Gabbana провели первую неделю моды Metaverse Fashion Week, на которой была представлена коллекция из 20 предметов⁴. Omoda презентовала новую линейку автомобилей на платформе метавселенной. Посетители виртуального представительства оставили заявки на тест-драйв автомобилей, а сами продажи с момента работы виртуального дилерского центра возросли⁵.

Следует согласиться с А. М. Константиновым, что в настоящий момент происходит становление цифровой метавселенной как комплексного и многостороннего общественного пространства, отдельные аспекты изучения которого являются вызовом для многих гуманитарных наук, в том числе и для правовой теории⁶.

Важно понять, что метавселенная – это не просто очередная многопользовательская компьютерная игра. Идея метавселенной заключается в создании виртуального аналога реального мира, хотя, конечно же, этим не ограничится (Narasimhan & Kala, 2024). В уголовно-правовом аспекте метавселенная привлекает внимание тем, что она как новое пространство для социального взаимодействия может выступать (а по факту уже выступает) пространством для осуществления преступной деятельности (Saharan et al., 2024). Ведь для многих предусмотренных уголовным законом общественно опасных посягательств виртуализация мало что меняет в достижении желаемого результата. Более того, такой виртуальный мир, не имеющий четкой правоохранительной системы, располагает вполне очевидными преимуществами для злоумышленников (анонимность, широкий охват аудитории и др.) (Marshall & Tompsett, 2023).

Здесь можно было бы сразу возразить тем, что проблема вредоносного поведения в метавселенной является надуманной, не требует вмешательства со стороны права и должна остаться сугубо в системе отношений «владелец ресурса – пользователь». Полагаем, что это ошибочное представление. Такое устранение от публичного регулирования и охраны (теория «магического круга») относительно пригодно для компьютерных игр, но не для виртуального аналога реального мира, в котором осуществляют свою деятельность государственные органы, коммерческие и некоммерческие организации, а также реальные люди, хотя и посредством своих цифровых двойников (аватаров) (Singh, 2024).

1. Понятие метавселенной

Считается, что сам термин «метавселенная» впервые появился в романе Нила Стивенсона «Лавина» в 1992 г., где под таковой автором понимался виртуальный мир, выступающий продолжением физической жизни людей, в котором они проводили большую часть своего времени.

Метавселенная представляет собой результат конвергенции технологий. При этом блокчейн и Web.3 называются в качестве ключевых. Технология иммерсии (или погружения) также является одним из основных компонентов метавселенной. Она необходима для подключения пользователей к виртуальному миру и взаимодействия с его объектами (Alawadhi, 2023). Иммерсивные технологии позволяют дать пользователю реалистичное представление виртуального контента в метавселенной. Интернет вещей (IoT) необходим для соединения метавселенной с реальным миром. Для связи и передачи данных требуется сеть. Именно благодаря ей пользователи по всему миру могут подключиться к метавселенной (AlMutawa et al., 2024). Облачные и периферийные вычисления требуются для распределенного хранения и обработки огромного объема данных, который генерирует метавселенная. Важно подчеркнуть, что метавселенная позволяет взаимодействовать людям так, будто они находятся не в виртуальном, а в реальном мире.

Хотя универсального определения метавселенной не существует, в широком смысле ее можно определить как коллективное виртуальное пространство, которое создается посредством конвергенции дополненной виртуальной реальности и физического мира.

2. Преступность и метавселенная

Перед уголовным правом метавселенная ставит в целом ту же системную проблему, которая возникает применительно к любой отрасли права (AL-Tkhayneh et al., 2023). Условно ее можно обозначить следующим образом: если метавселенная есть цифровой аналог физического мира, в котором лица через свои цифровые образы (аватары) вступают в те или иные отношения, допускают поведение, связанное с причинением вреда, можно ли распространить имеющиеся правовые конструкции как на эти отношения, так и на это вредоносное поведение?

В современной литературе высказывается мнение, что в метавселенной может быть совершено любое преступление, вплоть до убийства. Смелая мысль. Чтобы согласиться с ней, надо пересмотреть многие фундаментальные положения уголовного права, сформировать совершенно иное представление о таких ключевых категориях, как потерпевший, жизнь, смерть, субъект преступления и др. Готова ли отечественная правовая доктрина к этому? Пожалуй, нет.

В настоящее время на платформах метавселенной совершаются преступления, связанные с распространением криминогенной и психотравмирующей информации (Gómez-Quintero et al., 2023). В известной степени это было ожидаемо, поскольку цифровые технологии всегда были привлекательны для преступной деятельности, связанной с распространением запрещенного контента (Teodorov, 2023).

Применительно ко многим преступным деяниям данной группы (ст. 110, 1101, 110², 128¹, 137, 205¹, 205², 205³, 242, 242¹, 280, 280¹, 280³, 280⁴, 282 УК РФ и др.) их осуществление в метавселенной не исключает возможность привлечения лица к уголовной ответственности. Метавселенная здесь выступает лишь одной из многих (мессенджеры, социальные сети, многопользовательские виртуальные игры и др.) цифровых площадок, используемых лицом для распространения запрещенной информации (Blake, 2024).

Отдельного внимания заслуживает вопрос о том, составляют ли сведения об активности лица в метавселенной его личную тайну по смыслу ст. 137 УК РФ. Виртуальный мир до настоящего времени дает пользователю почти безграничные возможности для самоидентификации и самовыражения: он может выбрать аватар любого пола, по своему усмотрению определить его расу, возраст и особенности внешнего облика. Пользователь может вступать в самые разные отношения с другими аватарами и проявлять активность в метавселенной, сведения о которой могут оцениваться им как тайна личной жизни. Например, в метавселенной пользователи могут не только находиться в отношениях (проявлять сексуальную активность без физического контакта), но и заключить брак с получением NFT-сертификата, который выступает своеобразной альтернативой официальной регистрации в реальном мире. Полагаем, что собирание и распространение подобных сведений о реальном человеке (при условии их соответствия признакам тайны) в полной мере подпадают под действие ст. 137 УК РФ.

Дискуссионным является вопрос о возможности привлечения лица к уголовной ответственности за совершенное в метавселенной нарушение права на свободу совести и вероисповедания (ст. 148 УК РФ). По своей природе данное преступление может выражаться как сугубо в публичном распространении определенной информации оскорбительного для верующих характера, так и в совершении конкретных действий, связанных с вмешательством в проведение богослужения, обряда и т. п. Если в первом случае применение ст. 148 УК РФ не может вызывать возражений, то для иных действий необходимо согласиться сразу с несколькими допущениями. Прежде всего с тем, что богослужение или иной религиозный обряд могут иметь место в метавселенной. Кроме того, следует также признать, что поведение аватара при осуществлении богослужения в метавселенной обладает признаками именно вмешательства. Ведь при определенных обстоятельствах лицо, не осведомленное о тонкостях того или иного религиозного обряда, может вполне добросовестно оценивать свои действия как допустимые и не создающие препятствий для его осуществления. Но, конечно же, ключевой вопрос здесь находится все же в плоскости признания самой возможности реализации права на свободу совести и вероисповедания в виртуальном пространстве.

Обсуждаемой проблемой преступности в метавселенной является возможность совершения посягательств против половой свободы и половой неприкосновенности личности (Wiederhold, 2022). Ключевой момент здесь в том, что «сексуальному насилию» подвергается, конечно же, не сам пользователь, а его аватар⁷. Столкнувшиеся с этим лица отмечали, что испытали в результате подобных действий сильное эмоциональное потрясение. Известным примером является случай с Ниной Джейн Патель, аватар которой подвергся сексуальному насилию сразу со стороны четырех аватаров мужского пола на платформе Horizon Venues. По ее словам, она испытала психологическое потрясение. В литературе действительно отмечается, что благодаря иммерсивным технологиям такие действия в отношении аватара могут вызывать эмоциональные переживания, сравнимые с потрясением от сексуального насилия в реальной жизни (Chawki et al., 2024).

Известен и еще один пример: в Великобритании было инициировано расследование инцидента в метавселенной, где аватар (владельцем являлся ребенок) подвергся нападению, сопряженному с манипуляциями, похожими на насильственные действия сексуального характера. Данный факт вызвал неоднозначную реакцию у общественности. Многие выступили с критикой, указывая на то, что правоохранительные органы должны заниматься уголовным преследованием по делам о реальных посягательствах на половую свободу⁸.

По тем же причинам, что и с убийством, применение уголовно-правовых норм об ответственности за половые преступления применительно к приведенным выше случаям в отношении аватаров метавселенной, представляется невозможным. Аватар – это лишь цифровой образ человека в виртуальном мире и половой свободой, равно как и половой неприкосновенностью, обладать не может. Во всяком случае, на настоящий момент это так. Можно, конечно, предположить, что по прошествии времени такие цифровые альтер эго станут настолько неотделимы от реальной личности, что нам придется концептуально пересмотреть понимание объекта половых посягательств, признав частью половой свободы человека также его право по собственному усмотрению и без принуждения выбирать партнеров и вступать в половые отношения, используя свой аватар в метавселенной (Cheong, 2022). Как бы то ни было, это вопрос будущего и, думается, не самого близкого.

Важно сделать оговорку о том, что уже сейчас возбуждение уголовного дела по факту развратных действий в метавселенной, а в отдельных случаях и в соответствии с положениями о насильственных действиях сексуального характера в отношении лица, не достигшего двенадцатилетнего возраста, является возможным и по российскому уголовному законодательству. Конечно же, при условии, что виновные были осведомлены о возрасте владельца аватара.

Экосистема метавселенной предоставляет возможности по приобретению «цифрового имущества», в том числе виртуальных земельных участков, зданий и сооружений. К трем самым популярным платформам можно отнести The Sandbox, Decentraland и SuperWorld. Известно, что стоимость земельных участков может составлять от сотен до миллионов долларов США. Так, одной из самых дорогих сделок с «цифровой недвижимостью» явилась покупка 100 частных островов на платформе The Sandbox за 4,3 млн долларов США⁹. Пользователи метавселенной делают ставки на виртуальные земельные участки через торговые площадки, а процесс покупки во многом похож на покупку недвижимости в реальном мире. Как только покупатель приобретает виртуальную землю, сделка записывается в блокчейне, что в каком-то смысле служит аналогом внесения регистрирующей записи в реестр недвижимого имущества при осуществлении сделок в реальном мире. Поскольку многие из этих виртуальных миров имеют ограниченное количество земельных участков, по мере роста популярности платформы растет и их стоимость. Случаи неправомерного завладения цифровым имуществом в метавселенной также известны. Например, с помощью вредоносной программы была «похищена» земля стоимостью £10 000¹⁰ одного из пользователей на платформе The Sandbox.

Согласно отечественному уголовному законодательству, похитить виртуальное имущество нельзя. Здесь можно вести речь лишь о неправомерном доступе к охраняемой законом компьютерной информации из корыстных побуждений (ч. 2 ст. 272 УК РФ). Однако следует признать, как же по своей природе далека подобная квалификация содеянного от содержания и направленности деяния, связанного с завладением цифровыми активами потерпевшего. Ведь речь здесь идет не столько о преодолении средств программно-технической защиты информации, сколько о завладении предметами, обладающими оборотоспособностью и зачастую значительной стоимостью.

Ведущаяся в современной юридической науке дискуссия по этому поводу (Lin et al., 2023), как правило, указывает на зависимость уголовно-правовой охраны от регулирования оборота соответствующих объектов в гражданском праве. Однако с учетом складывающейся ситуации все больше появляется аргументов, позволяю­щих говорить, что такая связь не есть абсолютная зависимость одного от другого (Bhardwaj, 2024). Пожалуй, признаваемая своего рода вторичность уголовно-правовой охраны здесь может быть преодолена путем выработки специальных правил квалификации посягательств на «цифровое имущество», при которых они будут образовывать предмет конкретных преступлений против собственности. Как известно, нечто подобное уже реализовано в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ применительно к легализации. Если сделки с криптовалютами и иными цифровыми активами возможны per se, в том числе для целей преступной легализации, то нет серьезных препятствий к тому, чтобы рассматривать их и как объект, имеющий конкретную стоимость на момент преступного посягательства.

Как уже отмечалось, внутренняя экономика метавселенной служит эффективным инструментом легализации преступных доходов (Wu et al., 2023). Метавселенные позволяют, равно как и в мире физическом, но с меньшими рисками, создавать видимость «прибыльной» экономической деятельности (оказание виртуальных услуг, торговля виртуальными активами и т. п.). В юридической литературе на это уже было обращено внимание (Mooij, 2024). В целом и в этой части положения отечественного уголовного законодательства (ст. 174, 174¹ УК РФ) могут быть применены на общих основаниях.

Наличие собственной экономики внутри метавселенной (Wasswa, 2023) ставит вопрос о применимости традиционных положений уголовного законодательства об ответственности за преступления в сфере предпринимательской деятельности и налогообложения. Представим себе ситуацию, что на одной из платформ лицо организует пункт обмена криптовалюты. Используя аватары, клиенты посещают криптообменник, осуществляют расчеты с организатором в той или иной форме. Понятно, что в реальной жизни подобная деятельность служит основанием для привлечения лица к уголовной ответственности за занятие незаконной банковской деятельностью (при доказанности крупного размера дохода). Как справедливо отмечается в литературе, действия по обналичиванию денежных средств могут образовывать преступление, предусмотренное ст. 172 УК РФ, при условии извлечения дохода в крупном размере, поскольку операции обналичивания могут быть отнесены к кассовому обслуживанию физических и юридических лиц (Грибунов и др., 2023). Однако в метавселенной банковские операции осуществляться не могут, во всяком случае с формальной точки зрения.

Равным образом сложной является задача квалификации действий лица, который, имея статус хозяйствующего субъекта, осуществляет свою деятельность (консультационные услуги, проектирование, дизайн и др.) не только в физическом мире, но и в метавселенной, получая от последней значительный доход. И. А. Хаванова вполне справедливо резюмирует, что национальные регуляторы и налоговые органы находятся пока в стадии осмысления проблем, которые возникают в метавселенной, в том числе связанных с определением момента возникновения дохода, оценки операций по обмену виртуальных товаров на виртуальные или фиатные валюты. При этом автор прав относительно того, что техническая невозможность безупречно точного исчисления налоговой базы и определения источника дохода в пространстве, неотъемлемой составляющей которого является анонимность, не должна служить основой для неналогообложения (Хаванова, 2024). Следовательно, невозможна даже сама постановка вопроса о применении норм о налоговых преступлениях в случаях, когда лицо вводит в заблуждение налоговые органы относительно полученного дохода от деятельности в метавселенной.

Приведенный выше перечень уголовно-правовых рисков метавселенной, конечно же, не является исчерпывающим. Например, можно было бы дополнительно рассмотреть актуальную проблему совершения коррупционных преступлений с использованием цифровых объектов метавселенной, однако дальнейшая пре­зентация конкретных примеров мало что добавит к общей картине. Важнее обратить внимание на ряд системных проблем противодействия преступности в метавселенной.

Как известно, метавселенная не имеет географических границ. Специалистами активно обсуждается проблема установления так называемых киберграниц, или пределов действия полномочий государств при виртуальном взаимодействии и соблюдении «киберсуверенитета». Ожидается, что для метавселенной будут разработаны особые процедуры по привлечению лиц к ответственности за правонарушения и преступления, основанные на законодательстве стран, с которыми аффилированы соответствующие платформы метавселенной¹¹. Пока указанные проблемы находятся лишь в стадии проработки, что создает дополнительные предпосылки для различных форм преступной деятельности.

Много споров ведется относительно того, следует ли раскрывать реальную личность пользователя метавселенной в случае совершения им противоправного деяния. Это так или иначе связано с вопросом о том, должна ли реальная личность пользователя быть объединена только с одним аватаром. Очевидно, что, если у пользователя может быть только один аватар, потребуется дополнительная идентификационная информация. Поскольку юридические гарантии права на неприкосновенность частной жизни в разных странах различаются, необходимо достичь консенсуса относительно того, какую информацию о своей личности должны предоставлять пользователи.

До настоящего времени при создании аватаров пользователи могут имитировать других лиц: знаменитостей или своих знакомых, коллег по работе, а также умерших лиц. Со временем подобное положение может привести не только к этическим, но и правовым проблемам (Бегишев и др., 2023). Так, например, правоприменительная практика может столкнуться с многочисленными спорами, предметом которых будут заявления о защите чести и достоинства, деловой репутации и доброго имени от действий, совершенных в метавселенной с использованием биометрических данных пострадавшего (допустим, разобидевшийся студент начинает использовать биометрические данные преподавателя в метавселенной в образе проститутки или наркодилера). Принципиальное решение представляется возможным путем введения механизма регистрации в публичном реестре аватаров, когда каждый человек регистрирует только один аватар в метавселенной под уникальным идентификатором (Qin et al., 2025). При этом, если мы говорим о метавселенной как об альтернативном социальном пространстве в виртуальной среде, создание такого регистрируемого аватара, думается, должно привязываться к биометрическим данным самого пользователя (технически это возможно уже сейчас). Иными словами, на определенном этапе развития метавселенной от имеющейся сейчас полной свободы выбора цифрового образа, думается, придется отказаться.

И наконец, изложенное выше, связанное с применимостью (большей или меньшей) положений материального уголовного права к деяниям пользователей в метавселенной, имеет под собой перспективу только в том случае, если мы согласимся, что обладаем процессуальным и криминалистическим инструментарием, позволяю­щим осуществить доказывание по уголовному делу. На это уже было обращено внимание в отечественной науке. Так, О. А. Зайцев справедливо пишет о том, что на современном этапе требуется расширение возможностей обращения к технологическим интегрированным платформам, способствующим получению необходимых данных в инфраструктуре единого информационного пространства, а также изменение самих представлений об уголовно-процессуальной форме, вступающей в противоречие с современными способами получения доказательственной информации. Прав автор и в том, что настоятельно необходима дальнейшая правовая регламентация использования электронных доказательств при доказывании виновности (невиновности) лица в совершении преступного деяния, а также расширение круга следственных действий, позволяющих более продуктивно получать доказательственную информацию в электронном формате (Зайцев, 2024).

Заключение

Самым предсказуемым ответом на все проблемные вопросы правового регулирования и охраны отношений в метавселенной было бы заявить о том, что цифровой аналог физического пространства человека требует цифрового аналога реально существующего права. Это предполагает либо применение положений законодательства по аналогии (там, где это допустимо), либо расширение пределов действую­щих правовых конструкций посредством толкования, либо в необходимых случаях конструирование специальных «цифровых двойников» правовых норм, рассчитанных именно на эти отношения.

Однако простота решения – не гарантия его правильности. Далеко не все в метавселенной должно быть урегулировано либо поставлено под охрану средствами уголовной репрессии. Как и в мире физическом, в метавселенной есть сферы, которые должны остаться вне правовой регламентации. И, пожалуй, можно утверждать, что таких сфер в метавселенной должно быть значительно больше, чем в реальной жизни.

При всем при том ясно и то, что остаться в парадигме невмешательства реального права в виртуальные отношения не получится (Duranske, 2008; Fairfield, 2012). Как пишет А. А. Смирнов, в более длинном горизонте событий по мере утверждения онтологического статуса виртуальных миров в качестве новой среды существования человека возникнет потребность в создании полноценной системы правового регулирования жизни в виртуальных мирах (метавселенных). Из этих же соображений автор обосновывает необходимость разработки и принятия федерального закона «О системах виртуальной и дополненной реальности»¹².

Вместе с тем Т. Я. Хабриева совершенно справедливо указывает на общую не­эффективность исключительно законодательного регулирования отношений в киберпространстве в сравнении с иными механизмами (Хабриева, 2018). В связи с этим перспективной видится модель регулирования и охраны отношений в метавселенной преимущественно путем разработки рамочных правил поведения пользователей (так называемая система «мягкого права») и точечным регулированием нормами права тех отношений, которые никак иначе урегулированы быть не могут (выходят за грани пресловутого «магического круга»). В целях предупреждения и эффективного противодействия совершению преступлений государствам и владельцам платформ метавселенной еще предстоит найти баланс между анонимностью и защитой конфиденциальных данных пользователей. Платформы метавселенной не могут оставаться лишь виртуальным полем для взаимодействия пользователей, они сами должны быть вовлечены в процесс их взаимодействия для обеспечения баланса интересов. Следовательно, модель охраны отношений в метавселенной от наиболее опасных посягательств должна быть многомерной и основываться на тесном взаимодействии государства, IT-отрасли, бизнеса и самих пользователей.